Радиоактивные ливнивые дожди
Опубликовано: 15.10.2025
Эй, привет, у микрофона снова Беспечный глашатай, ваш персональный синоптик в этом проклятом богами мире. Помните, как в старых книжках писали про дождь? Про то, как он, якобы, дарит жизнь, пахнет свежестью, а под ним так весело танцевать? Должен признаться, авторы тех сказок явно не жили в наших Пустошах. Здесь дождь пахнет озоном и мокрой ржавчиной, а единственный танец, который вы будете под ним исполнять, — это нервная джига в попытке побыстрее найти укрытие, пока ваша кожа не решила покинуть вас навсегда.
Сегодня я хочу рассказать вам историю не о тех дождях, что просто наполняют бочки грязной водой, а об особых — о тех, что заставляют счетчики Гейгера петь арии, а волосы — прощаться с головой без предупреждения. Мы зовем их по-разному: кислотные слезы, зеленая морось, наследие «стариков». Но суть одна. Это когда небо плачет, а страдаем мы.
История эта приключилась со Стариной Хэнком — одним из тех прожженных искателей, что чуют перемену погоды лучше любого барометра. Он мог по цвету мха на руинах и поведению пылерогов предсказать, когда именно небо решит излить на землю очередную порцию отравы. И вот однажды в его лагерь забрел молодой выскочка, назовем его Шустрый. Парень был из какого-то новоявленного убежища, весь из себя упакованный в блестящий, с иголочки, защитный костюм. Шустрый хвастался, что его снаряжение герметично, как консервная банка столетней выдержки, и что никакие «бабушкины сказки» про ядовитые дожди его не пугают.
Хэнк, который в тот день как раз укреплял навес над своим жилищем, лишь тяжело вздохнул и, присев на ящик из-под патронов, рассказал ему кое-что. «Когда-то, — начал он, — я был таким же самоуверенным, как ты. Мы с напарником, совсем еще зеленым пареньком, отправились пошарить в руинах старого химзавода. Место было богатое на всякий хлам, который можно было выгодно сменять на клавки. И вот, когда мы уже собирались уходить, я заметил, что небо на западе приобретает такой, знаете, нездоровый, желто-зеленый оттенок. Воздух стал плотным, с привкусом металла».
«Мой напарник лишь отмахнулся. Мол, костюмы у нас что надо, фильтры новые. А потом началось. Это был не ливень, нет. Скорее, такая медленная, жирная изморось. Мелкие капли, которые, казалось, прилипали ко всему, на что падали. Наш счетчик Гейгера, до этого мирно пощелкивавший, вдруг взвыл, как раненый зверь. Защитные костюмы, которые должны были нас беречь, пошли пузырями и начали расползаться на стыках. Но самое жуткое было не это. Самое жуткое — это лужи. Они светились изнутри тихим, призрачным голубым светом. Красиво, до дрожи».
«Паника — страшная штука, — продолжал Хэнк, глядя куда-то вдаль. — Мой напарник запаниковал. Он дернулся, чтобы смахнуть с запотевшего шлема капли, и сделал это рукой в уже разъеденной перчатке. Одна капля попала ему на щеку. Он закричал. Я видел, как его кожа... она просто начала таять. Я успел заскочить в старый свинцовый контейнер и захлопнуть за собой дверь. Все, что я мог, — это слушать его крики, пока они не стихли. Когда я выбрался наружу через пару часов, от него почти ничего не осталось. Только лужица светящейся слизи и воющий на одной ноте счетчик».
Когда Хэнк закончил, Шустрый сидел бледный, как смерть. Его хваленая самоуверенность испарилась. Он молча встал, затащил свои пожитки под навес к Хэнку и сказал, что, пожалуй, переждет непогоду здесь. Через час с неба действительно полилась та самая зеленоватая дрянь, превращая пыль в шипящую грязь.
Вот так, друзья. Дождь, который когда-то был символом жизни, теперь — лишь очередное напоминание о том, в каком мире мы живем. Он может быть тихим, почти ласковым, но его объятия смертельны. И никакие технологии не заменят старого доброго опыта и уважения к Пустошам.
Так что, если в следующий раз увидите на горизонте живописные зеленоватые тучи, не спешите подставлять ладони. Лучше проверьте, сколько клавок вы готовы отдать за новую прическу. Или за свинцовые трусы.
На этом все. Слушайте Голос Пустошей, берегите себя и не ржавейте. Конец связи.