Шёпот в Пустошах: Сказ о странном сплаве

Снова в эфире Беспечный глашатай, ваш верный слуга и собиратель слухов со всех уголков наших бескрайних и недружелюбных земель. Пустоши — они как старый, больной старик. Дышат тяжело, хрипят, и в этом хрипе иногда можно расслышать удивительные истории. Сегодня как раз такая. Не про подвиги и не про спасение, а про то, что заставляет седые волосы на затылке вставать дыбом.

На днях я пересекся с одним торговым караваном. Знаете, из тех ребят, что готовы пройти через полмира ради пригоршни Клавок и не боятся смотреть в лицо смерти чаще, чем в собственное отражение. Их глава, мужик по прозвищу Пыльный Шрам, рассказал мне кое-что интересное. Они шли по старому тракту, направляясь к известному логову налётчиков — не то чтобы торговать, скорее, чтобы знать, откуда ждать беды. Но вместо пьяных криков и вони они услышали только свист ветра. Логово было тихим, как могила.

Чистая работа. Слишком чистая для этого грязного мира.

«Хирургическая операция…» — именно так он это и назвал. Пыльный Шрам — человек, который видел, как Ржавохвосты заживо пожирают людей, как Костоломы разрывают Пылерогов голыми руками, как целые поселения вымирают от очередной вспышки «Красного кашля». Его сложно удивить жестокостью. Но то, что он увидел в том логове, было не жестокостью. Это было чем-то другим. Чем-то холодным, безэмоциональным и оттого в тысячу раз более жутким. Он рассказывал, а я, ваш покорный слуга, слушал, и мороз пробегал по моей спине, несмотря на тлеющие угли нашего скромного костра. И сейчас я попробую пересказать вам его историю так, чтобы вы почувствовали хотя бы долю того первобытного ужаса.

Они подошли к лагерю на закате. Обычно в это время логово налётчиков, особенно такое крупное, гудит, как растревоженный улей. Пьяные крики, ругань, смех, звуки ремонта оружия, вонь от костров, на которых жарится сомнительного вида мясо… Всё это — симфония жизни налетчиков. Но здесь их встретила абсолютная, мёртвая тишина. Ни дымка над трубами, ни огонька, ни единого голоса. Только сухой ветер гонял пыль между ржавыми конструкциями. Уже на подходе Шрам понял: что-то не так. У них не было даже часовых на вышках. Ни одного. Это было первое правило, которое нарушало все законы выживания в Пустошах: всегда следи за периметром.

Они вошли внутрь, и странности полезли из всех щелей. Ворота из сварных листов металла были не выбиты и не взорваны. Замок, массивный амбарный механизм, был аккуратно вырезан. Не срезан, а именно вырезан, словно кто-то провёл по металлу раскалённым добела ножом, оставив идеально ровный, оплавленный круг. Никаких следов взрывчатки, никаких вмятин от тарана. Просто дыра на месте замка. Внутри лагерь выглядел… прибранным. Да, именно так. Никакого хаоса, который всегда сопровождает бойню. Столы не были перевёрнуты, котелки с давно остывшей едой стояли на потухших кострах, оружие было сложено в оружейных ящиках. Всё было на своих местах, за исключением людей.

А потом они начали находить тела. Их было мало. Катастрофически мало для лагеря, в котором, по слухам, обитало не меньше полусотни глоток. Они нашли от силы десятерых. Первый лежал у ворот, видимо, один из тех самых отсутствующих часовых. Он не был изрешечён пулями. На его грязной кожаной броне виднелось лишь одно-единственное отверстие, не больше пальца толщиной, прямо в центре груди. Края отверстия были обуглены, но крови почти не было. Словно его проткнули раскалённым прутом, который мгновенно прижёг рану. Второй сидел, прислонившись к стене барака, с винтовкой на коленях. Его глаза были открыты и смотрели в пустоту. Ни единой раны. Шрам рассказывал, что один из его людей, молодой парень, подошёл и тронул налетчика за плечо. Тело безвольно повалилось набок, а голова осталась смотреть прямо. Шея была сломана. Чисто, без лишних повреждений.

Самое жуткое зрелище ждало их в главном бараке, где обычно обитал вожак. Там они нашли ещё троих. Вожак, огромный детина с кулаками размером с голову пылерога, сидел на своём импровизированном троне из автомобильных кресел. В его руке был зажат нож, но он так и не успел им воспользоваться. Прямо у него во лбу, точно между бровей, было ещё одно маленькое, аккуратное, обугленное отверстие. Два его телохранителя лежали рядом. Один, судя по всему, пытался выстрелить — его палец застыл на спусковом крючке дробовика. Но выстрела не было. Его оружие было целым, но из затылка торчал крошечный, похожий на иглу, металлический дротик. Другой просто лежал на полу лицом вниз. Когда его перевернули, то не нашли вообще никаких повреждений. Совсем. Словно он просто лёг спать и умер. Шрам сказал, что от этого вида ему стало по-настоящему страшно. Смерть без причины пугает больше, чем самая кровавая резня.

Были и следы боя. В одном месте стена барака была испещрена десятками пулевых отверстий от автоматического оружия налетчиков. Они в кого-то стреляли. Яростно, отчаянно. Но на противоположной стене не было ни одной ответной отметины. Ни одной. Нападавшие не прятались за укрытиями. Они стояли где-то на открытом месте, принимая на себя град пуль, и… им было всё равно. А потом они атаковали сами. И это была не стрельба. Это было истребление. Шрам — опытный следопыт. Он сказал, что нападавших было не больше пяти или шести. Они двигались слаженно, профессионально, без суеты. Они не врывались с криками. Они просто вошли, сделали свою работу и ушли.

Но куда делись остальные сорок человек? Женщины, старики, дети, которые всегда есть даже в самых отбитых бандах налетчиков? Их просто не было. Ни тел, ни следов борьбы в их жилищах. Их кровати были заправлены, их скудные пожитки — нетронуты. Они просто… исчезли. Испарились. Их не убили. Их забрали. Забрали, как скот. Зачем? В рабство? Но кто в Пустошах способен организовать такую операцию ради горстки рабов? Это требует ресурсов, которые есть мало у кого. И уж точно никто не будет использовать такие передовые методы, чтобы захватить налетчиков, которых проще перестрелять на месте.

Пыльный Шрам закончил свой рассказ словами, которые до сих пор звенят у меня в ушах: «Я сражался со всеми, парень. С легионами Костоломов, с Анклавом, с налетчиками всех мастей. Я знаю, как пахнет страх, как выглядит смерть. Но это… это было другое. Это не война и не грабёж. Это была работа. Как мясник разделывает тушу. Без злобы, без ненависти, без страха. Просто работа. И я впервые за много лет почувствовал себя не воином, а просто… куском мяса, который ещё не заметили». И вот после таких историй спать становится немного сложнее.

И вот там, среди этого молчаливого ужаса, они и нашли его. Последний налётчик, видимо, пытался уползти, но не смог. В руке он мёртвой хваткой сжимал обломок нагрудной пластины. Матово-черный цвет, никаких опознавательных знаков. Пыльный Шрам говорит, что сначала подумал — обычный кусок мусора. Но когда взял в руки, понял — вещь необычная. Обломок был лёгким, как кусок старого пластика, но когда он, человек не из робких, попытался пробить его своим лучшим ножом... нож оставил на сплаве лишь тонкую царапину, а лезвие пришлось потом долго точить.

Я, конечно, вцепился в эту историю, как клещ в пылерога. А когда Шрам, поколебавшись, показал мне этот обломок… я понял, что передо мной не просто диковинка, а ключ к чему-то большему, к разгадке тайны той безмолвной бойни. Пришлось выложить за этот «кусок мусора» почти все клавки, что у меня были. Шрам, конечно, покрутил пальцем у виска, но от сделки не отказался. И не зря я так потратился. Я передал этот артефакт людям, которым доверяю — тем, кто знает толк в технологиях старого мира получше меня.

Я передал этот артефакт людям, которым доверяю — тем, кто знает толк в технологиях старого мира получше меня. И то, что последовало дальше, было не менее захватывающим, чем сама история Пыльного Шрама. Меня провели в святая святых «Садов Эдема» — в лабораторию. Не ждите увидеть здесь сияющие белые комнаты из довоенных фильмов. Лаборатория — это переоборудованный военный бункер, где запах озона от работающей электроники смешивается с запахом старого бетона и машинного масла. Это место, где гениальные умы работают с тем, что удалось спасти, починить и изобрести заново.

Главной там была доктор Арина, женщина лет шестидесяти с глазами, которые, казалось, видели не предметы, а их внутреннюю структуру. Рядом с ней был Лео, молодой техник, чьи пальцы порхали над голографическими клавиатурами с такой скоростью, будто он родился с ними. Арина — воплощение осторожности и мудрости. Лео — гениальности и нетерпеливости. Я, со своим гуманитарным складом ума, чувствовал себя неандертальцем, попавшим на симпозиум по квантовой физике. Я положил на стол крошечный, невзрачный обломок. И в лаборатории воцарилась тишина. Все их сложное оборудование, все их проекты на мгновение были забыты. Все смотрели на этот кусок тьмы.

«Так, Лео, никаких плазменных резаков, — тут же охладила пыл юноши Арина. — Мы не знаем, что это. И у нас нет ресурсов, чтобы тратить энергию на тесты, которые могут его уничтожить. Начинаем с самого простого. С наблюдения». Простое наблюдение, по их меркам, означало водрузить обломок под электронный микроскоп, собранный из трех разных довоенных моделей. Я смотрел на экран через плечо Лео. То, что я увидел, не было похоже на металл. Никакой зернистости, никаких кристаллических решеток, которые я ожидал увидеть. Структура была… слоистой. Она напоминала пчелиные соты, только соты были сделаны из застывшего дыма и переплетались в трехмерном пространстве, образуя узор, от которого начинала болеть голова. «Это не сплав, — прошептала Арина. — Это композит. Полимерная матрица с кристаллическим наполнителем. Но таким, которого я никогда не видела».

Следующим был тест на прочность. Никаких гидравлических прессов. Арина достала шкатулку, в которой, словно драгоценности, лежали тонкие иглы с алмазными наконечниками разной степени остроты. Это был их эталонный набор для определения твердости по шкале Мооса, только доведенный до совершенства. Лео, управляя микроманипулятором, попытался поцарапать поверхность самой «слабой» иглой. На экране было видно, как алмазный кончик просто скользит по матовой поверхности, не оставляя и следа. Лео брал иглу за иглой. Напряжение в лаборатории росло. Когда последняя, самая прочная игла, предназначенная для работы с самыми твердыми материалами, с тихим щелчком сломалась, Лео откинулся на спинку кресла и присвистнул. История Пыльного Шрама получила научное подтверждение.

«Хорошо, — сказала Арина, задумчиво разглядывая сломанную иглу. — Кинетическое воздействие он держит. А что с термическим? Лео, твой выход. Только нежно». Лео просиял. Он подкатил к столу установку, похожую на гибрид сварочного аппарата и снайперской винтовки. Но Арина его остановила. «Я сказала нежно. Мы не будем тратить заряд батарей на полную мощность. Используй точечный нагреватель. Десять процентов мощности на три секунды. И подключи термодатчики». План был прост: нагреть один край обломка и посмотреть, как быстро тепло распространится по всей его площади. Это стандартный тест на теплопроводность. Лео закрепил на противоположном конце обломка несколько крошечных датчиков и активировал нагреватель. Тонкий луч, похожий на красную иглу, коснулся края материала. Место контакта раскалилось докрасна. Я ожидал, что датчики на другом конце тут же покажут рост температуры. Но они молчали. Три секунды прошли. Нагреватель отключился. Раскаленная точка на обломке остыла за одно мгновение, снова став матово-черной. А датчики… датчики так и не сдвинулись с мертвой точки. Тепло не прошло. Оно просто… исчезло.

«Не может быть, — пробормотал Лео, проверяя контакты. — Датчики исправны. Куда делась энергия? Она не могла просто испариться!» Арина молчала, ее лоб прорезала глубокая морщина. Она подошла к столу и осторожно, кончиком пальца, коснулась того места, которое только что было раскалено докрасна. Оно было холодным. Абсолютно холодным. «Оно не испарилось, Лео, — тихо сказала она, и в ее голосе я впервые услышал нотки страха. — Оно рассеялось. Материал не блокирует энергию. Он распределяет ее по всей своей структуре и мгновенно излучает в пространство. Поэтому мы и не зафиксировали рост температуры. Он не нагрелся. Он просто… сбросил тепло». Это открытие было пугающим. Броня, которая не нагревается от выстрела из плазменной винтовки? Это было похоже на магию.

Именно эта мысль и натолкнула Лео на следующую идею. «Если он излучает… значит, мы должны это увидеть!». Он схватил со стойки небольшой ручной прибор, похожий на бинокль — их единственный, чудом уцелевший и потребляющий мало энергии тепловизор. «Повтори тест, Арина! — взволнованно попросил он. — Только теперь я буду смотреть». Арина кивнула. Снова короткий импульс нагревателя. Лео, прильнув к тепловизору, медленно водил им вокруг обломка. А потом замер. «Я вижу… — прошептал он. — Еле-еле. Как слабое марево. Как дыхание в морозный день. Он не просто излучает. Он делает это в таком широком спектральном диапазоне, что на каждую отдельную точку приходится мизерная доля энергии. Он не светится в тепловом диапазоне. Он… растворяет тепло в окружающем пространстве».

И тут до меня, до историка, до гуманитария, наконец, дошло. Я вспомнил рассказ Шрама. «Они стояли на открытом месте, принимая на себя град пуль…». «Нападавшие не прятались…». «На противоположной стене не было ни одной ответной отметины…». Я посмотрел на Арину. Она смотрела на меня. Мы подумали об одном и том же. «Они не просто защищены, — сказал я вслух. — Они невидимы». Арина кивнула. «Именно. Если эта броня так же эффективно рассеивает и тепло самого тела, то для тепловизора человек в ней — призрак. Он сливается с фоновой температурой окружающей среды. Ты будешь смотреть прямо на него и видеть лишь пустое место». Вот и разгадка тайны бесшумной бойни. Призраки в несокрушимой броне. Выходят из ниоткуда, убивают и уходят в никуда, забирая с собой живых. От этой мысли кровь застыла в жилах. Наш мир, который мы считали жестоким, но хотя бы понятным, внезапно стал намного, намного страшнее.

Вот тут-то и начинается самое интересное. Кто это сделал? Сами себя они так не выпотрошат, да и технологии такие им только снятся. Может, Схемопоклонники? Вряд ли. Эти ребята трясутся над каждой своей игрушкой и скорее проглотят её, чем оставят на поле боя. Потерять в схватке часть брони из такого материала? Это на них не похоже.

В наших Пустошах появился новый игрок. И, судя по всему, он не любит шумных знакомств.

Так кто же это был? Призраки старого мира, очнувшиеся от долгого сна? Мутанты, чей разум оказался острее наших ножей? Или нечто совсем иное, прибывшее издалека? У меня нет ответов. Пока нет. Но я обещаю вам, и себе в первую очередь, держать ухо востро.

Будьте осторожны. Слушайте не только мой голос, но и шёпот ветра. Иногда он рассказывает то, о чём другие предпочитают молчать. Конец связи.